В Одессе он окончил семилетнюю еврейскую школу, а в 1939 году – среднюю украинскую школу № 107. Так что родных языков у него сразу три: “мамэ лошен” – идиш, “украинська мова” и русский. Этот интернациональный багаж от трех культур в сочетании с отличной учебой по всем предметам раз и навсегда определил жизненную концепцию Юлия Нисенбойма. Свои юношеские увлечения – спорт, музыку и танцы пронес через всю жизнь. На геофак Одесского университета поступил с мечтой стать путешественником и объездить весь земной шар. Но в ту же годину запахло порохом, и его призвали на действительную военную службу.

У Юлия началась совсем другая “биография с географией”… на армейских дорогах. Первое “путешествие” пришлось совершить в Среднюю Азию. Незадолго до демобилизации началась война. И в июле 1941 года, сдав экзамены экстерном, Юлий Нисенбойм – уже младший лейтенант, получил назначение в 316-ю стрелковую дивизию (впоследствии прославленная 8-я гвардейская Панфиловская дивизия). Ему так и не пришлось примерить на себя подарки, которые приготовили родители к демобилизации: часы, туфли и первый в жизни костюм…

Война
Следующее свое “путешествие” он начал в Подмосковье командиром взвода 857 артиллерийского полка. В свои двадцать отроду, этот, по сути, еще юноша, получивший наспех кое-какие офицерские навыки, встал, вместе с такими же как он, на пути наступавшей на Москву хорошо отлаженной военной машины. Расположившись в двадцати километрах западнее Волоколамска, Панфиловская дивизия должна была остановить врага на подступах к Москве. Младший лейтенант Нисенбойм в своем полку был командиром взвода боепитания, но он принимал участие в различных операциях. Приходилось и в разведку ходить, и “языка” брать.

В первые месяцы войны отдельные части дивизии вынуждены были отступать. И вот при отступлении 1075 стрелкового полка в районе деревни Княжево младший лейтенант Ю. Нисенбойм получил приказ взять на себя командование одним из орудийных расчетов, потерявшим своего комвзвода, и не покидать поле боя без указаний командования. По существу перед десятком бойцов ставилась задача: пока полк не займет новую позицию, при помощи одной (!) артиллерийской пушки остановить наступающую на пятки группу фашистских танков.

Решить такую задачу в сложившейся обстановке все равно, что закрыть грудью амбразуру дзота. Приказ есть приказ, и первым делом, двумя выстрелами бойцы по указанию младшего лейтенанта снесли мост, связывающий через овраг дорогу между вражеской стороной и местом расположения орудийного расчета. А затем началась тяжелая и героическая работа под градом вражеских пуль и снарядов. Несколько часов горстка бойцов под командованием двадцатилетнего юноши, насколько это возможно, непрерывно палила из пушки, не пропуская врага на свою сторону оврага. В какой-то момент кончились снаряды, и над оврагом повисла тревожная тишина. К этому времени Юлий уже заприметил покинутую невдалеке пушку с нетронутым боезапасом. Этот боезапас и дал возможность выиграть время, за которое бойцы расчета, удерживая позицию, прямой наводкой уничтожили четыре вражеских танка и вынудили фашистов прекратить наступление. За этот подвиг бойцы расчета были представлены к наградам. А младший лейтенант Юлий Нисенбойм был повышен в звании и удостоен ордена Боевого Красного Знамени, что выяснилось, однако, почти через год.

Шел пятый месяц войны. В дальнейшем же за подобные подвиги уже награждали Звездой Героя. Примечательно, что наводчик упомянутого артиллерийского расчета, младший сержант Банин, в другом бою, в сходной ситуации повторив этот подвиг, получил Звезду Героя Советского Союза. Для Юлия же боевые действия закончилась в конце сорок первого. Во время бомбардировки полковых позиций в районе станции Матронино под Волоколамском одна из вражеских бомб разорвалась в непосредственной близости от того места, где он находился. Юлий, оставшись в живых, жестоко пострадал, получив множественные ранения.

Больше всего оказались поврежденными левая рука и нижняя часть тела. Его состояние оценивалось как безнадежное. Но близость к московскому госпиталю Бурденко, куда он вовремя был доставлен, в сочетании с железным характером, спасли ему жизнь. К несчастью, левую руку спасти не удалось. Ее ампутировали до самого плеча. Вот так скоротечно и трагически закончилась первая часть “путешествия” в большую жизнь для двадцатилетнего юноши. На поле боя вместе с вырванными кусками тела из его бедра и ягодиц остались юность, физическое совершенство и… уже не осуществимые мечты.

Вынужденная “одиссея” вместо кругосветки
Первое время после операций нестерпимая боль не давала покоя и не позволяла полностью осознать последствия потери руки. Чтобы вести себя достойно и не орать от боли, Юлий применил оригинальный рецепт – пел в голос песни. Причем чаще всего песню про Сулико. Научного обоснования обезболивающего эффекта именно этой песни не было, но кличка Сулико настолько закрепилась за Юлием среди раненых, что следовала за ним из госпиталя в госпиталь.

У тех, кто наблюдал эту картину впервые (подвешенный на простынях забинтованный человек распевает песни), – увиденное, мягко говоря, вызывало недоумение. Находился же “новоиспеченный” в огне войны Сулико в подвешенном состоянии по той простой причине, что на его теле не было стороны, которой его можно было бы прислонить к кровати. Вот так, в подвешенном состоянии, на санитарных поездах он вновь отправился на восток, но уже по госпиталям. В общей сложности эта вынужденная “одиссея”: Москва – Гусь Хрустальный – Казань – Новосибирск – длилась почти восемь месяцев. За это время, если б не война, одессит Юлька вполне мог объездить почти весь земной шар.

Потеряв руку, он не потерял достоинства и, с присущим ему оптимизмом, не только не давал волю грустным мыслям, но старался, чем мог, поддерживать находящихся рядом раненых, которые впадали в депрессивное состояние. Вместе с ним в новосибирском госпитале проходил лечение скрипач Миша Саниц, призванный на фронт с третьего курса Киевской консерватории. У него безнадежно для исполнительского мастерства, была покалечена левая рука. И Миша пребывал в подавленном состоянии оттого, что не сможет больше виртуозно играть на скрипке. Юлий подбадривал своего товарища по несчастью тем, что он, в конце концов, сможет учить других любимому искусству.

Юлик – Сулико, как истинный одессит, будучи по характеру немножечко авантюристом, предложил Михаилу выступить на концерте художественной самодеятельности, сыграв на скрипке вдвоем. Основная проблема здесь была в том, что и у Михаила, как и у Юлия, рабочей была именно правая рука. Проявив солдатскую находчивость, Юлий предложил новый способ игры на скрипке: Миша, зажав инструмент между ног, должен был правой рукой работать на грифе, а Юлий своей единственной правой “пилить” смычком.

И … получилось. Они приготовили и с блеском “напилили” в концерте три вещи, причем одна из них – поппури на мотивы украинских песен, заставила их особо потрудиться в силу непростой техники исполнения. Конечно же, это был успех. И, прежде всего, успех сильных мужчин, победивших обстоятельства. А главное – их выступление заронило в сердца покалеченных войной людей веру в силу духа, а вместе с ней и надежду на лучшее будущее. В новосибирском госпитале его нашла награда – орден Боевого Красного Знамени. В начале войны награды столь высокого ранга были еще редкостью, а в стенах этого госпиталя такой чести еще не видывали. Поэтому начальство госпиталя и новосибирский военкомат для награждения организовали митинг, на который собрались сотни людей.

Отказавшись от заманчивого предложения – занять пост секретаря по военной работе в новосибирском обкоме комсомола, Юлий после выписки из госпиталя подался к родственнице в Ташкент за информацией о своей семье. У ташкентской тети его ждало письмо от отца, мобилизованного на флот. В нем он сообщал, что ранен и находится в севастопольском госпитале. Это письмо оказалось последней весточкой родного человека. А от семьи остались лишь сухие и горькие сведения:
Мать Гитл и сестра Анна, 1925 года рождения – погибли в гетто (село Доманевка) вместе с дедушкой и бабушкой.
Брат Наум,1923 года рождения – погиб при обороне Одессы.
Отец Зема Йолевич, (из служащих) – погиб при обороне Севастополя. Занесен в Книгу памяти воинов-евреев, павших в боях с нацизмом, изданную в 1999г. в Москве. Его имя занесено также в Книгу памяти защитников Севастополя.

Легендарный учитель и начальник Пионерии
Окончив Среднеазиатский государственный университет, Юлий на всю жизнь связал свою судьбу с учительством. Преподавая географию, был и заведующим учебной частью, и исполняющим обязанности директора в ташкентских школах №№ 46, 42. Более тридцати лет возглавлял методический совет географов при Институте усовершенствования учителей. За плодотворную деятельность на ниве просвещения награжден медалью “За доблестный труд во время Великой Отечественной войны”, знаками “Ветеран труда”, “Отличник просвещения Узбекской ССР” и “Отличник народного образования СССР”.

В школе Земыч, как его называли между собой ученики, был не просто профессиональный учитель и строгий воспитатель. Вне уроков Юлий Земович вел драмкружок, был тренером школьной команды по футболу и настольному теннису, посвящая ученикам свое свободное время. Первый мастер спорта по футболу в Узбекистане Максудов начинал в его команде. Интересно, что сам Юлий, несмотря на отсутствие руки, был неоднократным чемпионом Ташкента по настольному теннису среди профсоюзов работников посвещения. Бывший фронтовик-панфиловец увлекал школьников также и патриотической работой, организовав клуб “Поиск” и два музея по военной истории. И бесконечные походы с учениками – в горы, в степь и на рыбалку.

В летнее время, вместо отпуска, “целую эпоху” (с конца сороковых и почти до семидесятых) проработал начальником различных городских и республиканских пионерских лагерей. Много лет руководил самым крупным в то время пионерским лагерем имени В.И. Ленина, где одновременно отдыхали сотни детей в восемнадцати отрядах. По большому счету, это был даже не пионерлагерь, а целая страна Пионерия. С бассейном, стадионом, различными спортивными площадками, театром, со своим собственным духовым оркестром, с медпунктом наподобие небольшой больнички с чудесными врачами и прочим. Земыч не только сам водил детей в дальние походы, но и непосредственно участвовал в проведении всех культурно-спортивных мероприятий. Кульминацией в каждой смене был товарищеский матч по футболу между сборной пионеров (в этом лагере некоторым “пионерам” было по 15-17 лет) и воспитателями, в команде которых главным бомбардиром со своей неповторимой техникой неизменно выступал директор лагеря – Земыч.

Беспощадные зигзаги судьбы
Любовь Юлия к спорту активно культивировалась в семье. Его младший сын Валерий – юноша огромных талантов был Мастером спорта СССР по фехтованию на сабле, неоднократным победителем турниров в розыгрыше различных кубков и чемпионом республики в течение десятка лет с конца шестидесятых, а также кандидатом в сборную страны. Валерий был одарен не только в спортивном искусстве: автор, музыкант и певец в составе ВИА «Синтез» – лауреат всесоюзного телевизионного конкурса «Алло, мы ищем таланты».

И – о боги! В возрасте двадцати шести лет в результате врачебной ошибки гибнет в расцвете сил. Для Юлия, пережившего потери войны, эта оказалась не по силам. Трагедия подорвала здоровье этого могучего человека – микроинфаркт, стенокардия. В результате он вынужден был оставить любимую работу в школе. Затем подкатила перестройка, раскол Союза, и жизнь стала принимать другие очертания. Пришло время его последнего в жизни “путешествия” на Восток. Но уже на Ближний. И опять в военную годину. В декабре 1990 г. в Израиль прибыло рекордное число репатриантов из республик СССР за всю историю алии. Почти сорок тысяч евреев – новых репатриантов решили разделить свою судьбу с этой страной в канун первой войны в Заливе. В числе новых “декабристов”, за пять дней до первого января, прибыл в Кфар-Сабу и Юлий с супругой и с семьей старшего сына.

Это не конец, а новая жизнь
Пересидев иракские ракетные атаки в “хедер атум” (герметизированная комната), Юлий, в свои семьдесят лет добросовестно пытаясь освоить неподдающийся иврит, включился с обычной для него страстью в общественную жизнь.
Созданный им кфарсабский музыкальный ансамбль назвали «Совласедер», как сочетание двух, наиболее часто употребляемых по адресу новых репатриантов ивритских слов: “совланут” – терпение и “беседер” – в порядке. Значение этого коллектива для репатриантской культурной жизни трудно переоценить. Отсюда “всенародная” любовь горожан к членам коллектива и к его руководителю – Юлию Нисенбойму. В репертуаре “Совласедера” песни на русском, идиш, иврите, английском и украинском. На протяжении почти пятнадцати лет этот коллектив успешно справляется с “навязанным” ему Юлием темпом – чуть ли не каждый месяц новая песня. Так что очередной концерт, если не на выезде, – это новая программа.

Но не только людям золотого возраста отдает свое сердце и знания вечный фронтовик и учитель. Однажды Юлия пригласили на встречу, посвященную Второй мировой войне с молодыми репатриантами из Эфиопии. При том, что он владеет только идиш и русским, а они только амхарским. И, тем не менее, во время многочасовой беседы Юлий как профессионал-преподаватель и участник событий смог, насколько это было возможно в подобных условиях, расширить границы в познании географии и истории этих молодых людей. Аудитория, несмотря на тройной перевод (русский – иврит – амхарский)с огромным вниманием и интересом внимала всему, о чем рассказывал герой войны на этой встрече, которая продолжалась не один час ввиду обилия вопросов от аудитории.

Дань любви и признания
Тысячи ташкентцев на всю жизнь сохранили добрую память о своем учителе. Среди них доктора наук, профессора, академики – специалисты в различных сферах жизни. Многие из них спустя годы, собираясь на традиционные встречи, неизменно “вытаскивали” на них и Земыча. Одни благодарны ему за приобщение к наукам, культуре и спорту, другие – за привитую любовь к окружающей среде, а многие за то, что помог вырваться из неблагополучной криминальной среды.
В некоторых ташкентских семьях несколько поколений детей обучались у Юлия Земовича. Когда пришел день расставания со школой в связи с уходом на пенсию, то школьный двор не мог вместить сотни благодарных людей. Один старичок, растрогавшись, со слезами на глазах все повторял, что трудно себе представить, что по нашей улице больше не будет проходить Биркул (в переводе с узбекского – однорукий). А один из его бывших учеников – профессор Анвар Максудов, одетый в светлый праздничный костюм, встал на колени прямо в грязную лужу (в этот день выдалась дождливая погода) и в знак признательности поцеловал Юлию Земовичу руку.

Многие поклонники на протяжении жизни этого человека не раз посвящали ему свои стихи. Вот одно из последних написанных известным поэтом- песенником Виктором Гином к восьмидесятипятилетнему юбилею Юлия Нисенбойма:

Дорогой братишка Юлий,
В душу ты мою вошел.
Над тобой свистели пули,
Я ходил пешком под стол.
Два десятка между нами
Да каких еще годов!
Но и прозой и стихами
Я сказать тебе готов,
Что люблю любовью брата,
А, быть может, и сильней.
Для меня святая дата
Твой прекрасный юбилей!

Посвящение, написанное в один из последних юбилеев Владимиром Баграмовым, Заслуженным артистом Узбекской республики, более всего отражает не только чувства тех, кто имел счастье соприкасаться с Юлием Нисенбоймом, но и несет в себе глубокий философский смысл благодарности современников:

Статистики навек правы,
Нас подгоняя фактом-плетью.
Такие личности, как вы,
Родятся раз в тысячелетье.

От нас от всех земной поклон!
Цветы! Объятья! Песнопенья!
Я думаю, отметит вся ООН
Твой Богом данный день рожденья.

Статистики навек правы,
Что феномен добра считают.
Такие личности, как Вы,
От мракобесья мир спасают!

Действительно, день рождения солдата-победителя выпал, словно Богом данный, на день Победы в грядущей войне. И вот Юлий в этом году отмечает уже восемьдесят пять в кругу семьи: верной спутницы (в его версии – путеводной звезды) Анны, внуков и правнуков, а также добрых и любящих друзей. А поскольку Анна и Юлий поженились в день Победы, то в этом году они в шестидесятый раз под возгласы “горько” отметят редкий для поколения войны юбилей совместной жизни.
“Закодированный” весельчак” – наиболее меткое выражение, характеризующее этого любимого всеми человека. Так однажды назвал свою статью в одесской газете о Юлии его друг по жизни в Кфар-Сабе, также одессит, Владимир Бант.

В последние годы к десяткам боевых, военных и гражданских орденов и медалей, полученных от СССР, прибавились награды государства Израиль. Его имя внесено в Книгу почетных граждан Кфар-Сабы, а в различных изданиях на историческую тему на русском языке ему посвящены целые статьи. Его личные вещи времен Второй мировой войны хранятся в экспозиции Музея панфиловцев в подмосковном городке Нелидово. Память же о своем легендарном командире – генерале Панфилове – Юлий сохранил не только в сердце. С собой в Израиль он привез написанный маслом огромный портрет генерала, который, как и прежде в Ташкенте, висит на стене его комнаты. Этот потрет, под впечатлением рассказов деда, написал более двадцати лет тому назад, его в ту пору маленький внук Женя. Весь пафос отношения поколения детей к отцам – ветеранам войны выражен в стихах Владимира Баграмова, которые он посвятил Юлию Земовичу Нисенбойму:

В моей слезе не моря соль.
В ней долг, не отданный навеки.
Как мне утешить Вашу боль,
Войны минувшей, Человеки!?

Как мне с войною этой жить!?
Ведь не зажили Ваши раны…
Я не достоин ноги мыть
Войны минувшей ветерану.

Я не достоин пить и есть,
Пока Вы стонете ночами…
Я рядом быть имею честь,
Чтоб мерить прошлое стихами

Как мне утешить Вашу боль?
Прольюсь стихом, как соком вешним.
В моей слезе не моря соль,
В ней долг сыновний, неутешный.